Посмотрели «Сумерки.Рассвет.»

Для начала робко выскажу сомнение об адекватности людей, с пеной у рта доказывающих, что это говно-фильм, для сопливых школьниц, что актеры там никудышные и прочее прочее высирание кирпичей. Допускаю, фильм на любителя, но столь яростное негативное обсуждение сюжета и актерского состава наводит на мысли.

Я не буду защищать этот фильм. Он в этом не нуждается. Не могу не заметить только то, что спецэффекты в нем весьма реалистичные, актеры все до одного наполнены изюмом, как утренние сырники, все красивые, харизматичные, подходящие на свои роли. В фильме много ярких моментов, идущих как бы между строк, однако цепляющих за самые нежные струны души.

Во мне, помимо восхищения, волнения и колоссального, всепоглощающего сопереживания, этот фильм вызывает некую…досаду. Поясню. Я с детства, еще до того, как посмотрела (или прочла, уже не вспомню) свой первый фильм (книгу) о перевертышах, перед сном мечтала уметь перекидываться в волчицу. Самое сокровенное желание. И оно по сей день со мной. И Сумерки, так же как книги Лукьяненко о Дозорах, позволяют мне ненадолго окунуться в свои фантазии, прочувствовать весь кайф этого дара, увы, недоступного мне. И вот это осознание до боли в печени вонзается в меня, вызывая досаду и жалость к себе. Как убог наш мир. Кроме умения быстро бегать, хорошо плавать, лихо водить машину мы толком ничего не можем испытать, даже близко похожего на жизнь перевертыша. Я могу отрастить волосы, хотя ною, что мне не дано, и закачать живот до отуенных кубиков, как у Шварца, хоть это и будет тяжело. Но это возможно. Но на бегу, ощутив ярость, или почуяв опасность, перекинуться в волка, изодрав в клочья одежду и сверкая клыками мне не дано. Обидно.

Остается только мечтать. Смотреть и мечтать, раздувая ноздри и щуря глаза.

Набрать твой городской номер было сродни возвращению в юность. Знакомые цифры, я даже не задумывалась, набирая их. Этот номер я выбивала на кнопках больше всего за свою жизнь, ручаюсь. В этот раз поговорить не удалось, но это не помешало подняться шквалу эмоций и воспоминаний внутри меня. Сколько часов мы провели с тобой вместе, разделенные целым городом, и одновременно связанные двумя переносными трубками с базой? Тогда, в те времена, повод для печали — это если трубка села. Приходилось созваниваться позже, тк в коридоре болтать не удобно, везде уши, а мы подростки, такие важные, секретничали. О чем мы с тобой говорили? О школе и мальчишках, о родителях, я делала тебе английский, диктуя по буквам фразы, и называя i палочкой с точечкой, а v птичкой. Мы казались себе  такими деловыми, забот полон рот, а на деле- мы были самыми беззаботными девчонками. Те времена безвозвратно ушли, остались так же далеко, как и разговор возле клетки с кроликами. А ведь здорово, что у нас с тобой был этот разговор, и только мы с тобой понимаем, о чем речь.

Как-то так вышло…мы с тобой мало общаемся. И это печалит меня, частенько не дает покоя. Жизнь поменялась, изрядно. Но знаешь, что меня радует и успокаивает-я о тебе думаю. Наверно даже каждый день. Я вообще много думаю, а о приятном- тем более. А ты-приятное для меня. Я люблю тебя.

Бывают в жизни моменты. когда просто хочется начать говорить, обо всем, что гложет, мучает, не дает спать, отбивает аппетит и вкус жизни. Слава Богу не часто такое случается, последнего прецедента я даже не припомню, но знаю, что каждый раз я сталкиваюсь с одной и той же проблемой: я беру в руки телефон, и начинаю набирать своих друзей, родных, номер за номером, и сбрасываю, не дожидаясь даже первого гудка. Я просто знаю, что я никого не порадую своим нытьем, у всех моих друзей свои проблемы, будьте уверены, не меньше моего они маются и грустят. И в таком перебирании номеров записная книжка подходит к концу, благо она у меня не большая, чему я несказанно рада, но тем не менее — я по прежнему напоминаю себе кастрюлю с поднимающимся дрожжевым тестом, меня переполняет тоска и печаль, возможно минутные, такие как одинокий вечер, проведенный в ожидании друзей и любимого, в одиночестве; а может и более глобальные, такие как потеря близкого друга и неугомонная, неистребимая иллюзия, что он вернется.

Я знаю, ныть-это удел слабых. Но иногда чтоб быть сильной, нужно просто выговориться. А по факту — некому. Грустно.

Вот и пришло наше с тобой время,Жаник.Я всегда сочувствовала людям,потерявшим собак, всегда плакала над фильмами типа Хаттико, еще недавно писала о старой овчарке с соседнего дома. А теперь я сама-человек без собаки. Вот так раз, одним днем, одной фразой-я осиротела. Наша с тобой судьба распорядилась так, что последние месяцы мы провели раздельно, не по желанию, а от безвыходности, и видела я тебя, к своему сожалению, довольно таки давно. Последнюю неделю своей жизни ты болел, и мой сын тоже болел, все так совпало, как по воле чьей-то жестокой угрюмой шутке. Мы уже сталкивались с этой хворью, и победили ее, и я не думала, не представляла что все так закончится. Для меня это стало шоком. Ударом. Когда отец сказал это, у меня как будто выбили табуретку из — под ног, а сама я стала задыхаться в петле.

Я вырастила тебя, любовь моя. С щенка размером с ладошку до взрослого седеющего кобеля породы такса. Не так долго нам с тобою было отпущено- без малого 8 лет. Но сколько счастья ты мне принес. Сейчас все это бурлит во мне, и мне кажется, в моем сердце кроме тебя и нет никого. У тебя нет недостатков. Только одна слабость — спинка. И я знала о ней, и мне казалось, я сделала все, чтобы спасти тебя от того, что случилось. Но нет, не все. Ты не любил плавать, любовь моя, а надо было. Я не знала, прости меня.

Я уже два дня мечусь, не могу найти покоя. Я перебывала уже наверно в сотне состояний-от полнейшего неприятия сложившегося, от истерики и обвинений себя, до тихой тоски и попыток улыбаться.

Знаешь, о чем я подумала? Даже не так-я почувствовала, а теперь опишу это словами. Когда мне тебя принесли, маленькую крошечку с короткой мордочкой и бархатными ушками, в моем сердце образовалось место для тебя. Место для собаки. Особое. Священное. И вот тебя оттуда вырвали, с мясом и кровью, и там теперь зияющая рана, которую ничем не прикрыть, ничем, даже беря на руки сына я не чувствую успокоения, даже объятия мужа не приносят мне утешения, даже у Времени нет ниток, способных стянуть края этой раны, дав ей зарасти. Она неизлечима. Это твое место. И оно жаждет быть занятым. Оно не желает пустовать. И единственное, что утешает меня немного — это мысли о щеночке. Пусть это будет девочка, это ведь совсем другая история, я не буду вас сравнивать. Маленькая бархатная девочка. Только это сможет принести мне покой. Это не значит что я тебя забуду или разлюблю. Вот еще о чем я подумала-только твое тело ушло, оставив лишь призраки на углу, у твоего любимого дерева, на кресле, под столом. Любовь к тебе-она здесь, во мне, и никуда не денется. Никогда. И это прекрасно. За это спасибо тебе, чудесный пес. Мой первый пес.

Я люблю тебя. Навеки твоя.

» Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но может тебя, но может тебя, но может тебя и на свете нету.»